Александр Сахаров (Стихи) — Легенды вайнахов

Пуй

Свинцом клубятся грозно облака,
Хребет скалистый затянули тучи,
Змеёй серебряной бежит река,
Сырой туман облизывает кручи.

Как эхо прошлого, гремит гроза,
Мятежных молний всполохи сверкают,
Роса на камнях – девичья слеза,
С потоком Ассы время утекает.

Здесь словно сжалась памяти спираль,
Селенье Пуй, жилище древнее вайнахов,
И помнит башня, как сверкала сталь,
Сражались горцы и не знали страха.

Столетья крепость высится в ущелье,
Руины стен с нелёгкою судьбой,
Чтоб предков помнили – вот их предназначенье,
Парят ушедших души над землёй!

Ингушетия, Гаги Галаш. Фотография Александра Сахарова.

Отважный Талевр

Гроза вдали гремела и сверкала,
Пробился солнца луч сквозь облака,
И радуга цветным мостом связала
Вершины главного и Цорей-Ламского хребта.

Беда идёт, сгустились тучи над землёй,
В степях, в предгорьях властвует орда,
Монголов полчище пришло с войной,
Горят, дымятся на равнине города.

В холодной Ассе уровень поднялся,
Бушуя во;лнами, неслась река,
Потоком бурным из ущелья вырывалась,
Природной мощью размывая берега.

В каньоне узком рассеченная скала,
На кручах крепость с башней боевой,
В страну галгаев узкие врата,
Форпост в средневековье ключевой.

Застава горную теснину охраняет.
Отсюда путь лежит на Эгикал, Таргим.
Проход в страну родную защищает
Талевр и сорок горцев с ним.

Стеною пыль на горизонте заклубилась,
И нарастает гулкий звук копыт,
Тревоги клич, и крепость оживилась,
Бойцами с копьями проход закрыт.

Костёр сигнальный задымился, запылал.
Гонец за помощью уже скакал в Таргим.
Сурово так Талевр сказал:
«Умрём, но не пройти здесь им!

Галгаи, приготовьтесь к бою!
Да будет пища воронью!
Умоем мы монголов кровью
И землю защитим свою!»

И лучники готовят луки, стрелы,
Мечи блестят – обнажены,
В смертельный бой готовят силы,
Их мысли чисты, лица злы.

Осиным роем стрелы взмыли,
Почти в упор был сделан залп.
Завал, и кони в груду сбились,
Лязг сбруи, стоны, крики, храп…

Отбит наскок, и азиаты отступили,
Неподалёку спешились враги.
И тактику кочевники сменили:
С щитами, копьями на перевес пошли.

Схватились в жёсткой битве рукопашной,
Звенела сталь, и кровь лилась рекой,
Отважно бились горцы в сечи страшной,
Погибли все: так предначертано судьбой.

Один остался и, как лев свирепый, дрался
Талевр, кинжалом и мечом разил врагов,
Скалой над кучей трупов возвышался
И не просил о помощи богов.

Израненный, и силы на исходе,
С потерей крови начал он слабеть,
Все мысли о народе и свободе,
С мечом в руке готов он умереть.

Галгаев клич воинственный услышал –
Отряд отважных горцев прискакал.
И дрогнула орда, бежит поспешно,
Герой глазами выживших искал.

Поднял победно меч и оглянулся,
Огнём счастливым взор его горит!
Монгол, упавший, чудом извернулся,
Клинком ударил, и Талевр убит!

Его у крепости земле предали справа.
Струится Асса, во;лнами скорбя.
В боях погибших не померкнет слава,
Героев кровью здесь пропитана земля.

Скала похожа на Талевра сердце,
Как будто бы рассечена мечом.
И перевёрнута в истории страница,
Мы добрым словом война помянём.

Ушкалой

Орёл парит в небесной дали
Над пиками и суетой.
Громада гор ущелье давит,
Обрыв глубокий и крутой.

В скале прорублена дорога,
Петляет, и внизу река.
Бушуют волны бурного потока,
Исток она берёт из ледника.

Гудит Аргун и волны точат,
Теченьем бурным твёрдый склон.
Из пропасти до нас доносит,
Народов гор невольный стон.

Зажат в теснине – пред долиной,
Уходят скалы в облака…
Хранит старинный Ушкалой былины.
Вайнахов башни – стерегут века…

Чеченская легенда «Волчица»

Из хаоса, из ничего, вселенную
Создал Всевышний!
Нить времени связал нетленную.
Мир создал божий и нездешний.

Небес, прозрачных, бесконечность
Украсил тонкими мирами.
Квазары, звезды, закрепил навечно,
Планеты запустил кругами.

Земли прелестные пределы
Наполнил тёплыми морями.
Леса тенистые и горы,
Он населил живыми существами.

Творец небесный, Всемогущий,
Любил он все свои создания.
Всемилостивый, Вездесущий,
Сказал всему живому в назиданье:

«Наказ вы мой не нарушайте,
В согласии живите, в мире,
И заповеди соблюдайте –
Свободы, равенства и веры!»

Прошло не так уж много лет,
Заветы Господа забыли:
Убийства, войны, хаос, смерть,
Кровь тёплую своих собратьев пили.

И только гордая волчица
Не захотела с ними быть,
И глядя, что вокруг творится,
Пыталась людям говорить:

«Мы дети Бога! В нас частица
Творца божественной души!
Мы все равны! Кто кем родился!
Завещано нам в мире жить!»

Волчицу мудрую никто не слушал.
Все продолжали зло творить.
Закон Всевышнего нарушен ;
Ей никого не убедить.

Когда увидел Милосердный
Деянья грешников людей,
Земля имела вид плачевный:
В крови, костях его детей.

Направил ангелов своих,
Посланцев Господа отвергли:
«Я уничтожу всех живых!»
От гнева бога небеса померкли.

Обрушилась свирепая беда,
Удары четырёх стихий:
Огонь и камень, воздух и вода!
Нет беспощаднее убийц!

И звери, люди заметались,
Ища спасения себе.
Возмездия они боялись,
Расправы яростной с небес.

Но лишь волчица повернулась к Богу,
Широкой грудью заслонив волчат,
Стихиям перекрыв дорогу,
А люди спрятаться спешат.

Одна за всех под божьей карой,
Вся сила гнева на неё.
Страшнее не было кошмара,
За ней волчата, люди, вороньё…

Клоками шерсть и кожа рвалась,
Израненная, вся в крови,
Стояла насмерть, не сдавалась,
Когда Аллах сказал: «Живи!»

«Я на земле увидел грешной,
Достойное есть существо!
С душою чистой, но мятежной,
Живите все ради него!

Дарю вам жизнь, но не прощаю!
И не хочу на вас смотреть!
Грехи ужасные не забываю!
В аду навечно вам гореть!»

Сказал он так и растворился,
И эхом гром гремел в горах.
На землю тёплый дождь пролился,
Смывая с душ трусливый страх.

Волчицу серую добили,
Пытаясь спрятать свой позор.
Хотели, чтоб о ней забыли,
Волков преследуют с тех пор.

А серый зверь ночами воет,
Чтоб божий взор к земле привлечь,
Всевышнего, как будто молит,
Простить и души уберечь.

Народ чеченский чтит волчицу,
Он видит в ней свои черты.
В легенды, сказки, небылицы
Из прошлого ведут следы.

В сказанье древнем говорится:
Когда рождается джигит,
Волчица в логове щенится,
Незримая меж ними нить.

Из солнечных часов забвенья
Струится пыль тысячелетий…
Вайнахи честью дорожат с рожденья,
Как волки, горцы не боятся смерти…

Эрзи

Лазурь небес, вершин дыханье,
На гребнях гор сияет снег.
Ручья студёного весёлое журчанье,
Седою шапкой высится Казбек.

Бежит Армхи, и бурное теченье
Волнами подмывает горный склон.
Стоит Эрзи – ингушское селенье,
Строенья древних погрузились в сон.

Героев лица восемь башен вспоминают,
В тумане вечности видения плывут,
Отважных воинов битвы воспевают,
В веках легенды и сказанья берегут.

Аул Эрзи. Застыло время в стенах,
Тень беркута ласкает их крылом,
Свободы дух течёт в галгайских венах,
Из прошлого протянутым мостом.

Ингушетия. Ний. Фотография Тимура Агирова.

Хучбар сын Довта

Сковало льдом впервые Ассу за столетье,
И над Таргимом вились стаи воронья,
Пришло в страну галгаев лихолетье,
От гнева Дьяла затряслась земля

В Тхаба-Ерды жрецы к богам взывали,
Пытаясь недовольство их смягчить,
Священные молитвы распевали,
Животных в жертву стали чаще приносить.

Плохие вести из равнины доходили:
С востока надвигается орда,
Кочевники степные земли покорили,
И скоро полчища врагов придут сюда.

Вожди собрались на совет военный,
Решают с войском выйти на простор,
Чтобы в предгорьях бой принять священный,
Потомкам Чингисхана дать отпор.

Довту хотят поставить полководцем,
Всегда он им победы приносил,
Но к тому времени он стал почтенным старцем
И только с посохом на люди выходил.

Тогда они избрали его сына,
Хучбара, хоть он молод ещё был,
И провожала войско вся долина,
Довта священный флаг ему вручил.

Луна кровавая зависла над горами,
Как предрекая гибель и беду,
Но, скрылась и она за облаками,
Земля галгаев погрузилась в тьму.

Перед смертельной битвой все молились,
Хучбар отдельно богу-Дьялу песнь вознёс.
Тукхумы на отряды разделились,
Он перед ними речь такую произнёс:

«Отцы и братья, жребий брошен,
Жизнь матерей, детей на алтаре,
На барса снежного напал коварный коршун,
Доверимся удаче и судьбе!

Отрубим голову восточному дракону,
Вождю кривому перебьём хребет,
Тимур-хромой не коршун, а ворона,
Кинжалом в глотку – будет наш ответ!»

Лицом к лицу галгаи встретились с врагами,
Отчаянно вступив в неравный бой.
Сошлись лавиной. Пыль клубами…
Сверкала сталь, металла скрежет, звон глухой.

Как саранча, степные воины налетали,
Рубили, били, головы долой,
Но горцы ни на шаг не отступали,
Дрались бесстрашно с чёртовой ордой.

Мечи, щиты, секиры и кинжалы,
И брызги крови в волосах на голове,
Кольчуги, копья, шлемы и булавы, –
Галгаи бились на своей земле.

Герои полегли в кровавой брани,
Телами, душами закрыв проход в страну,
И перед смертью на колени не упали,
Погибнуть предпочли, чем жить в плену.

Хучбар не ведал страха и сражался,
Защитники, враги лежат в навал,
Израненный один остался,
Как в преисподней его голос прозвучал:

«Ну, кто ещё сразиться хочет?!»
Над полем битвы тишина…
Кровь алая по бороде течёт,
И вышла из-за туч луна.

Туман в глазах, уходят силы,
По-волчьи воин жутко взвыл,
Сковало мышцы, вздулись жилы,
Он выпрямился и застыл.

Рукой в крови на меч опёрся,
Железной хваткой флаг сжимал
И умер. Гордо знамя вьётся!
Он даже мёртвый не упал!

И кто сказал: «Один не воин?!»
Хучбар пред вечностью стоит!
Легенды славной он достоин,
Народ в сердцах её хранит!

Ингушетия. Вовнушки. Фотография Тимура Агирова.

Замок Вовнушки

В долине предков, в самой глубине,
Зелёных гор узором обрамлён,
Вовнушки замок дремлет на скале,
Свободным духом в небо устремлён.

Бурлит и пенится, струится Гулой-хи,
Над нею башни высятся горой,
Питают её воды ледники,
С ингушским замком связана судьбой.

От злых ветров ничем не защищён
И не преступен, как орлиное гнездо,
К врагам всегда фасадом обращён,
Скалою он стоит векам на зло.

Зажат в ущелье и никем не покорён,
Его ночами освещает млечный путь,
Хранитель прошлого, былых времён,
Он только дремлет: память не даёт уснуть.

Слово Сулумбека

Сагопши помнит стук копыт коня абрека,
Звук эхом горы отражают.
Мужское слово Сулумбека
В сказаньях горцы сохраняют.

Гроза гремела, молнии сверкали,
Зловеще озаряя облака.
Потоки ливня под уклон стекали,
Текла, бушуя, бурная река.

Потеря брата Сулумбека гложет.
В засаде у моста, укрывшись в стог,
Надеялся, что дождь поможет,
В ночи исполнить кровный долг.

Увидел в всполохе сверкнувшем
Врага ведущего коня:
«Аллах! Всевышний! Всемогущий!
Ему не скрыться от меня».

Замедлился ингуш, остановился,
Понуро голову склонив.
Читая суру, он молился,
Мужчина был благочестив.

Отбросив в сторону смиренье
«Салам алейкум!» – прокричал.
«Эй! Сулумбек! Моё решенье!
На встречу сам я прискакал.

Устал я от тебя скрываться,
Возьми кинжал, исполни месть.
Не гоже мне с тобой сражаться,
Я знаю, что такое честь.

Произведи со мной расчёт,
Решить нам надо это дело». –
Клинок абреку подаёт
И молвит Сулумбеку смело:

«Такой же ночью вор пришёл
И у меня овец украл.
Я вслед им выстрел произвёл,
Твой брат как скошенный упал.

Хотел помочь, сердце не билось,
Дыханья не было ничуть.
Мне очень жаль, но так случилось,
И то, что вышло не вернуть.

Я всё сказал, тебя прощаю,
За кровь родную жизнь возьми,
Своею смертью искупаю,
Вину чужую… извини!»

«Обычаи, законы знаю, –
Сказал угрюмо Сулумбек, –
Ты не виновен, я прощаю,
Ты смелый, честный человек.

Давай теперь тебя побрею,
Адат никто не отменял». –
Кинжалом острым, не робея,
Галгаю бороду он снял.

Дождь кончился, на том расстались,
Пути-дороги разошлись.
Лишь клочья бороды валялись,
Вот так они разобрались.

На утро к Сулумбека дому,
Коней, коров, овец пригнали.
Собрались люди, и подобно грому,
Слова такие прозвучали:

«Кровь родственника, человека,
На стадо, деньги не меняю.
Я не какой-нибудь калека,
За брата выкуп возвращаю!

Назад гоните этот скот.
Нет ничего ценнее жизни.
Вайнах своих не продаёт,
Я сделал это бескорыстно».

Минуло время, может год;
Ещё не затянулась рана.
На сельский сход пришёл народ
В канун святого Рамадана.

Нашёлся всё же человек,
Кто упрекнул абрека местью.
Один старик, седой как снег,
С вершины лет сказал со спесью:

«За кровь не может быть прощенья,
За смертью – смерть должна идти.
Нет Сулумбеку уваженья,
За гибель должен отомстить!»

Джигит услышал эту речь,
Стрелой направленное слово.
Пытался дед огонь разжечь,
Ответил Сулумбек сурово:

«Слова на ветер не бросаю,
Моё решенье как гранит,
Перед Аллахом отвечаю –
Убийство, смерть им не грозит.

Ни гнев, ни даже оскорбленье,
Не смогут в этом помешать,
Тем более чужое мненье,
Я на него хотел плевать!

Не всем года приносят мудрость, –
В его глазах была гроза, –
Кто думает, что это трусость?
В лицо он может мне сказать?!»

Потупив взор, старик побрёл,
На старый посох опираясь.
Не отвечать он предпочёл,
Под взглядом грозным спотыкаясь.

Сельчане оценили превосходство:
Спокойный, мудрый, сильный дух,
Его мужское благородство.
Костёр вражды на том потух.

Сагопши заливало солнце,
Вдали белели горы серебром.
Неспешно расходились горцы:
Кто на телегах, кто верхом.

В те времена орлы кружили,
А по ночам был волчий вой.
Дороже золота ценили
Слова о чести родовой!

Гибель Сулумбека

Закат багровый полыхал над облаками,
Долину предков наполняла тьма.
Скрывалось солнце за высокими горами,
К беде тревожно ухала сова

Ночь чёрная в свои права вступала,
Клубились тучи над вершиной Цей-лоам.
Вдали темнели башни Эгикала,
Дорога древняя тянулась по холмам.

Конь вороной, подковы искры высекают,
И грива вьётся, отливая чернотой.
Глаза животного огнём горят, сверкают,
По стати видно, может мчать стрелой.

В папахе, в бурке, в дорогом седле,
Усатый всадник к бою снаряжённый,
Скакал спокойно, с мыслями наедине,
В воспоминанья — думы погружённый.

Носил с рожденья имя Сулумбек –
Сын Гоарожа из Сагопши.
Имел своё прямое мненье человек,
Пока Создатель путь не подытожил.

Картины прошлого перед глазами:
Тяжёлых двадцать лет в бегах.
В горячих схватках с казаками
Забыл, что значит слово страх.

Кунак, соратник Зелимхана,
Участник дерзких, славных дел.
Убийца слуг царя – тирана
О том, что делал, не жалел.

Умел держать удар судьбы,
Свободы, истинный избранник.
Защитник правды, бедноты,
Адатов благородных стражник.

По жизни чёткий ориентир,
Рабам — собакам не понять.
Особый, волчий взгляд на мир –
За честь готов был жизнь отдать.

В заложниках родной аул Сагопши,
Взорвать стращают, превратить в пустырь.
Мужчины, дети, старики, мамаши –
Окружены, для высылки в Сибирь.

Он попрощался с другом Зелимханом,
Не смог чеченец – ингуша отговорить.
Обдумал всё спокойно, не спонтанно,
Не получалось по-другому поступить.

Солдаты царские грозятся,
Односельчанам дать урок.
Абреку предлагают сдаться,
Семь дней дают на это срок.

Условие врагам поставил:
Хотел предстать перед судом.
Расстрел, чтоб от петли избавил,
От пули смерть принять лицом.

Заверил благородный генерал,
Абрека точно расстреляют.
Мужскую клятву чести дал –
Дворяне слово исполняют.

Спешил, и через день добрался.
Сложил оружие вайнах.
С женой простился и охранке сдался,
Наверно так хотел Аллах.

Владикавказская тюрьма.
Шумит свободный, бурный Терек.
Мят-Лоам – Столовая гора,
Вода и время размывают берег.

Служивый своё слово не сдержал.
Сковали горца, посадили.
На честь и клятву генерал плевал,
К повешенью приговорили.

Хребет затянут хмуро облаками,
Порывы разрывают тучи.
Сырыми, ватными клубами,
Туман спускается на кручи.

Дарьяльский ветер, ранним утром,
Нёс запах гор, родной земли.
Петля раскачивалась жутко –
На казнь абрека повели.

Не думал горец, и не ожидал:
Уверен был, что расстреляют.
Когда всё понял то сказал:
«Дела мужчину украшают…

Собаки, передайте генералу,
Что баба он, раз слово не сдержал!
Погоны, ордена к лицу шакалу!
Честь вместе с юбкой, он наверно потерял!»

Абрек со смертью был знаком,
Он много лет играл с ней в прятки.
Раз проиграл – таков закон,
Шагнул в неведомое без оглядки.

Свой путь у каждого. Судьбы дорога,
Ведёт по лезвию ножа.
Аллах рассудит справедливо — строго,
И русского, и ингуша.

С тех пор прошло немало лет,
Сейчас – «Кто вспомнит генерала?»
Ушёл в историю двадцатый век,
Живёт о смелом Сулумбеке слава!

Свободный волк, а не подземный крот,
Изгнанником он стал невольно.
Погиб за земляков, за правду, за народ!
Сам выбрал гибель добровольно.

Дороже жизни он ценил свободу;
Железной силы — воли человек.
Отважный сын ингушского народа,
Гроза царизма – легендарный Сулумбек!

Цори

В местах труднодоступных и безлюдных,
Как будто магией от глаз укрыт,
В оправе гор зелёно-изумрудных,
Цори – ингушский бастион стоит.

Земля легенд, сказаний и преданий,
Размыты дымкой пики в вышине,
Покрыты камни мхом воспоминаний,
Руины дремлют в летней тишине.

Туман из грёз их вечером накроет,
Роса слезами навернётся на луга,
Июньский ливень свежестью умоет,
Украсит утром радуга-дуга.

Безмолвно башня к памяти взывает,
Над нами высится судья,
Забвеньем стены зарастают,
Напоминая бренность бытия.

Чечня. Хаскалинская боевая башня. Фотография Тимура Агирова.

Возвращение благодати

Легенды славные из прошлого всплывают,
Преданья старые родной земли.
Былины в памяти вайнахи сохраняют,
Сказанья свято берегут они.

Проснулся ранним утром человек,
Из башни вышел в полудрёме.
Покрыл деревья, землю белый снег,
От входа свежий след уходит в поле.

Все домочадцы крепко спят,
Он ещё раз, для верности, проверил.
Жена на месте, мальчики сопят,
Но кто же вышел через двери?

К пещере на горе пришёл по следу,
И громко крикнул в тьму не заходя:
«Кто из моей башни вышел, до рассвета?»
Ответил голос эхом: «Благодать!

Разгневалась я на тебя и рассердилась
Зачем обидел ты вчера жену?
На близких твоя злоба отразилась,
Теперь почуешь на себе беду.

За то, что ты раскаялся душою
Могу исполнить, что-нибудь одно:
Сундук монетой полный золотою,
Здоровье крепкое или амбар с зерном.

Бери, что хочешь, но не проси остаться,
Гранита тверже слово верное моё».
«А можно мне с семьёй посовещаться?
Желанье выберем и завтра заберём».

«Иди уж с богом, думайте, решайте,
Я так и быть немного подожду.
Распорядиться мудро постарайтесь
Используйте фортуну по уму».

Домой вернулся и своим поведал:
«Семейство благодати лишено!»
О горе близким рассказал,
Им выбор сделать суждено.

Родные стали ссориться, ругаться:
«Здоровье, золото, зерно!»
Джигит сказал: «Всё хватит препираться!
Я посоветуюсь с женой».

«Иди проси для нас согласья, –
Спокойно молвила она, –
Там-где оно, там будет счастье,
Беда тогда нам не страшна».

Пришёл мужчина снова к Благодати,
И для семьи согласья попросил.
Волшебнице придётся думать о возврате,
Вайнах с женой её перехитрил.

«Какое мудрое твоё желанье,
Как догадался ты о нём?
Я выполняю обещанье,
И возвращаюсь снова в дом».

По воздуху как фея полетела,
Не оставляя никаких следов.
С улыбкой солнце вышло, сразу потеплело,
Подснежники пробились из снегов.

Дверь заперли, чтоб не пришло несчастье,
Зажили мирно, тихо как в раю.
Ведь не бывает благодати без согласья,
Спокойствие вернулось в их семью.

Меши

В горах Чечни, у вечных льдов,
Затерянный в лесной глуши,
На южном склоне Харсакорт
Сурово высится Меши.

Не слышно певчих птиц в ущелье,
Руины в летней тишине.
Стоит вайнахов гордое творенье
Со скалами наедине.

Внизу, на берегу ручья,
Врата как будто в мир иной,
Граница жизни, бытия.
Хранят два склепа душ покой.

Уснуло время в древних стенах,
Вдали шумит, бурлит река.
Витает предков дух нетленный,
Бежит вода, текут века…

Картина «Прорыв Байсангура». Художник Умар Мижев. Холст, масло, 2002.

Байсангур Беноевский (прорыв)

Гласит чеченское предание:
В ту ночь, когда волчица ощенилась,
Под гром небес и ветра завывание
В горах Ичкерии Бойсхар Бено родился.

Век девятнадцатый в разгаре ;
Бурлил, кипел, пылал Кавказ!
До нас о славном Байсангуре
Из уст в уста дошёл рассказ…

Вверху, в горах, зарницы полыхали,
Сверкали, освещая пики гор.
Раскаты грома грозно грохотали,
Тревожным эхом вылетая на простор.

Горячий август, летний зной,
Снега вершин блестят вдали.
Покрыты склоны выжженной травой,
Свободы запах и земли.

Пятнадцать тысяч армия царя,
Четыре сотни горцев в обороне.
Седые старики и жёны, сыновья
Готовы умереть на бастионе.

Загнали в глубину ущелья
Остатки войска Шамиля.
Стреляли ядрами, шрапнелью,
В руинах башни и дома.

Окружены кавказцы очень плотно,
Осада – мышь не проскользнёт.
Казаки, пушки, конница. Пехота
Неумолимо вверх ползёт.

Оплот сопротивления последний;
Село и крепость – цитадель Гуниб.
Наибы ждут от Шамиля решений;
Имам в молитвах, в думах, о делах молчит.

Он после долгих колебаний,
Своим мюридам говорит:
«Устали люди от страданий,
Каждый второй у нас убит.

Несметны полчища врагов,
Царю империя тесна,
Полны ущелья горем до краёв –
Свободы горькая цена.

Мы можем победить в сраженье
И дальше прятаться в лесах,
Народы ждёт уничтоженье,
Резерва нет в родных горах.

Хочу я сохранить людей и веру,
Ислама луч в своих краях.
Почётный плен мне предложили офицеры,
Наверно, так хотел Аллах.

«Почётным не бывает рабство!», –
Сказал отважный Байсангур, –
«В бою прекрасно смерти царство,
Волков мы стая, а не кучка кур!»

Одна нога, одна рука и глаз один –
Мюрид имама Шамиля,
Пророк в душе, Аллах един,
Не может быть над ним царя.

За веру, Родину, Свободу
Лишился глаза и руки.
Наиб чеченского народа,
Достойный сын своей земли.

В Гергебеле держал дорогу
С отрядом горцев за селом.
Из царской пушки ему ногу
В бою отрезало ядром.

В черкеске чёрной, на боку кинжал
И сабля верная в потёртых ножнах.
Суровый взгляд ничто не выражал,
С ним сотня войнов верных и надёжных.

«Мои чеченцы не сдадутся в плен,
Прорвёмся с боем сквозь ряды гяур!
Удача с нами будет, я уверен!» –
Сказал бесстрашный воин Байсангур.

«К седлу покрепче привяжите меня братья!
Сегодня мы идём в последний бой!
Аллах оставшимся судья!» –
Поднял он руку с саблей над толпой.

Решенье принято: имам решил сдаваться.
Платком папаху белым обмотал.
Всё кончено, спастись им не удастся,
В одежде чистой к врагам он зашагал.

Шамиль ступал походкой твёрдой
И думал он на смерть идёт.
На саблю опирался гордо,
Никто его не упрекнёт.

«Остановись имам! Пока не поздно!» –
Вскричал отчаянно наиб.
Прицелился он в спину точно.
«Ты оглянись!» – ему кричит.

На миг Шамиль остановился,
«Стреляй чеченец» – прошептал.
И дальше вниз, не обернулся:
«Не выстрелит» – он это знал.

Позор для воина ударить в спину,
Вайнах убрал кремнёвый пистолет.
Осталось ровно половину,
Пройти до царских эполет.

К идущему Имаму всё вниманье
Врагов- солдат привлечено.
Аварец верит обещаньям.
Пусть будет, что предрешено.

Закрылось солнце набежавшей тучей,
Набросив тень на косогор,
Стыдливо спрятало лучи.
Ушёл вожак – надежда гор.

Под Байсангуром конь гарцует,
Арабский вороной скакун,
Ноздрями кровь и порох чует,
Горячий, быстрый как тайфун.

«За мной держите направление,
Другого нет домой пути,
Кругом враги, мы в окружении,
Теперь от нас им не уйти!

Вперёд! Пока они не смотрят,
Открыта нам дорога в рай!
Рванул отчаянный отряд:
«На небе встретимся! Шамиль прощай!»

Под флагом веры бросились в атаку,
Орудий залп и падали они.
Пробились чудом возле бивуака,
В живых осталось не больше тридцати.

На три кольца поделена осада.
Прорвались, саблями дорогу прорубив.
К свободе путь открыт – достойная награда,
Хоть ранен Байсангур, но всё же жив.

Как птицы, всадники летели,
И пыль столбом из-под копыт,
Вдогонку пули просвистели,
Аллах рабов своих хранит.

За ними не было погони,
Победа в битве за царём.
Кавказ теперь в его короне,
Захвачен, но не покорён.

Разверзлось небо над горами,
Продлился ливнем летний дождь.
Со склонов мутными ручьями
Вода смывала кровь и ложь.

Растает, растворится утром,
Тропинка к утренней звезде.
Дух крови чует, с лёгким ветром,
Волчица, подойдя к воде.

Овеян славой край Ичкерии давно.
Затихло эхо выстрелов войны.
Но помнят горы у села Беной
Звон сабель и преданья старины.

Тулой лам

В мирах загадочных и дальних,
Блестит на солнце Тулой-лам!
В снегах нетающих, сакральных,
Потерян счёт эпохам и векам.

В глубоких недрах, недоступных,
Сияют друзы хрусталя.
Кристаллы в полостях холодных
Хранит вайнахская земля.

Вход в штольни спрятан, зачарован,
Сокрыт от взоров до поры.
Волшебным словом замурован
Портал в чудесный зал горы.

Дороги древних заколдованы к святыне.
Покрыты тропы пеленой столетий.
Богами прошлого закрыты ныне –
Врата пещеры, их охраняет магия и ветер.

Чечня. Беной. Фотография Тимура Агирова.

Смерть Байсангура

Из прошлого дошли до нас былины,
События давно минувших лет.
Ушли герои – настоящие мужчины,
В истории оставив яркий след.

Свинцово-серыми клубами
Неумолимо плыли тучи.
Туманы ветер рвал клочками,
Суровый, северный, могучий.

Фронт грозовой пришёл с бедой,
Непроходимы стали горы.
Чечня опалена войной,
В лесах Ичкерии рыдают вдовы.

Поднял Бойсхар свободы знамя
После плененья Шамиля.
Разжёг он газавата пламя,
Смерть презирал и власть царя.

Кольцо имперских войск сужалось,
Кругом заставы, крепости, посты.
Недолго до конца осталось,
Давно все сожжены мосты.

У Бена-Дук, под небом хмурым,
Вступил наиб в последний бой.
Конь мёртвый пал под Байсангуром,
Джигита придавив собой.

К седлу привязанный и оглушённый,
Последний выстрел произвёл.
Казачьей сотней окружённый,
В плен угодил, как в сеть орёл.

Застыл уныло пыльный Хасавюрт,
В толпе на площади волненье.
Все ждут, когда чеченца приведут
И как закончатся его мученья.

Скрипит печально старая телега,
Напряжена тюремная охрана.
Везут приговорённого калеку,
Читает узник суры из Корана.

Дробь барабанов, строй солдат,
Дань уваженья Байсангуру.
В конце пути с петлёй канат,
Смерть – приговор царя-гяура.

Заранее подлец был найден,
Беспомощного старика убить.
Чтоб получить медаль иль орден,
За золото готов казнить.

Наиб с улыбкой мрачной выбил,
Скамейку прочь, из-под себя.
Принял стоическую гибель,
Меж небом и землёй хрипя.

Лишился денег и наград палач,
И честь подмоченную уронил.
Над площадью пронёсся стон и плач,
Звонарь в церковный колокол пробил.

За Нохчий-Мохк, Ислам и волю
Шагнул в бессмертие вайнах.
Сам выбрал путь – шахида долю,
Навечно в памяти, Къонах!

На перекрёстке трёх дорог,
В Аухе погребли героя.
Народ могилу и предания сберёг
Отважного Бойсхара из Беноя.

Дисхи

Луна восходит над Чечнёй,
Сияют звёзды в небе нежно.
Спит Мизир-корт в тиши ночной,
Затерянный в горах безбрежных.

Небесный свет руины оттеняет,
На скалах грозно высится Дисхи.
В ущелье крепость память охраняет,
В тумане-дымке голубой тоски.

Дух прошлого витает над горами,
Наполнились ущелья волшебством.
Природа дышит грёзами, мечтами,
Прохладу тянет свежим ветерком.

Вайнахских древних троп пересеченье,
Путь в Нашху, Кей, Мержой и Ялхорой.
Дороги стёрлись, заросли забвеньем,
Руины башен – злою крапивой.

Стоит строенье многие столетья,
Красивый облик боу горделив.
Уносит время годы лихолетья,
Легенд обрывки всё же сохранив.

Таргим

Высокими горами окружён,
Ушедших предков душами храним,
В кристальных водах Ассы отражён,
Раскинулся аул Таргим.
Четыре башни небо подпирают,
Покой галгаев стерегут они,
Прекрасную долину охраняют,
Со всех сторон видны их тёплые огни.
Заката луч вершин коснулся на прощанье,
И солнце скрылось за отрогами хребта,
Луна не вышла, только звёзд мерцанье
Холодным светом освещало облака.
Река бежит, струится по долине
Студёными волнами с ледника,
С плесканьем, рёвом прорывается в теснине.
Тревожно горы накрывает темнота.
Два хмурых всадника, чего-то опасаясь,
В ложбину въехали со стороны реки,
Коней стреножили, глазами не встречаясь,
Здороваясь, не подали руки.
У скал, в укромном месте схоронившись,
В горячий спор вступают кунаки,
И видно, ни о чём не сговорившись,
Выхватывают острые клинки.
Кинжалы звонко искры высекают,
Жестокий, смертный бой ведут они,
Удары и уколы отражают,
Как молнии, сверкают тесаки.
Один ладонью выпад отбивает,
Кинжал порезал руку до кости,
Противника ударом поражает,
Пронзая сердце, говорит: «Умри!»
Галгай упал с открытыми глазами,
Другой с отчаянной тоской завыл,
И, обливаясь кровью и слезами,
Неслышно прошептал губами: «Невесты брата я убил».
Присел он рядом с отрешённым взглядом,
Рукой кровавой небу погрозил,
С улыбкою себя одним ударом
Кинжалом прямо в сердце поразил!
Бездумно брошенное слово –
И шутку только кровью смыть,
Молчанье стоит «золотого»,
Пришлось за это жизнью заплатить.
Из-за нелепости родов существованье
Безумно бросили на кон,
Сам победитель выбрал наказанье:
Убиты оба – равенства закон.
С тех пор два камня вкопаны в том месте –
Урок и назидание другим!
Джигит не допустил кровавой мести,
И память о былом хранит Таргим.

Асса

В ущельях запах осени печальный,
К зиме готовится ингушская земля.
Шумит волнами чистыми кристально
Седая Асса в брызгах хрусталя.

Дочь ледников высокого Кавказа,
Священная вайнахская река.
Царица гор, сокрытая от сглаза,
Неумолимо точит берега.

Слезой из родников наполнен
Холодный, ледяной поток.
Теченью времени подобен,
Стремится к морю на восток.

Пороги, заводи, ущелья,
Леса, утёсы, скалы и ручьи.
Река полна серебряной форелью,
Орёл свободный в облаках кружит.

Вода как жизнь неистово несётся,
Водовороты крутят ветки и листву.
Народ когда-нибудь домой вернётся.
Жить будут горцы на прекрасном берегу.

Башлам

В бездонном, звёздном небе, в вышине
Башлам сияет в лунном серебре.
Угрюмых скал отроги подступают.
Туманы тёплые подножье согревают.
Стеною лес стоит ночной,
Цветами пахнет и листвой.
Здесь бурный Терек между гор,
Как барс, стремится на простор,
Ветра поют вайнахов песни,
Их звук уходит в поднебесье,
Откуда гордый дух вершины
Презренно смотрит на лощины.
Поступки жалкие людей,
Проклятья, слёзы матерей,
Любовь, предательство, измены,
Цари, вожди и перемены,
Пожары, войны и убийцы –
Жизнь карусель, всё повторится.
Текут века. И время бренно.
Людская сущность неизменна.